— Осуществим, — покладисто сказал я, и мило улыбнулся.

[1] Орбитальный док весом в 90 тонн планировался для станции «Мир-2».

Глава 5

Среда, 8 марта. День

Луна, ДЛБ «Звезда»

Женщин на базе было трое. Анна, она же Нюра, она же Анечка, миниатюрная шатенка, перекрасившаяся в блондинку, заведовала кухонным хозяйством, и мужское население уважительно числило ее в инженерах-гастрономах. Подлизывалось, короче, но безуспешно — к своим двадцати пяти Аня успела дважды выйти замуж и столько же раз развестись, отчего к сильному полу относилась с предубеждением.

А вот Татьяну Евгеньевну красавицей не назовешь, хотя женщина приятная. Трудилась она на поприще энергетики, весь день хлопоча, аки пчела — то солнечные батареи протирает, то реактору профилактику затеет, то на базовой подстанции красоту наводит.

Татьянин муж, геолог по профессии и призванию, каждый год пропадал в экспедициях, пока не «остепенился» — докторскую защитил. Теперь он корпел в институте, перелопачивая горы инфы, добытой в походах, и супруга ему «отомстила» — улетела на Луну, где «вахта» полгода длится…

А Ясмина царствовала в медотсеке. Хирург божьей милостью, она и в терапии знала толк. Хрупкая, нежная — ангелица во плоти — Яся обладала натурой волевой и решительной, просто в последнюю пару недель глаза у нее на мокром месте…

Поговаривают, было у них что-то с Ромкой. И каково врачине теперь?

У Почтаря даже пальцы на ногах поджались от неловкости. Горестная растерянность и упадок настроения угнетали весь персонал, но начальник базы был тверд: «Отметим, как полагается!»

Торжественное собрание устроили в командном пункте. О том, чтобы чинно занять места, и речи не заходило — чай, не актовый зал. Усадили женщин, а мужчины поздравляли их стоя.

— А как правильно, — затруднился Рикрофт, — «С Восьмым мартом!» или «С Восьмым марта!»?

— Пиши проще — «С Восьмым!» — покровительственно хмыкнул Рюмин. — Леди поймут…

Прокашлявшись, Леонов, переодетый в «парадный» комбинезон, сказал с добродушной ворчливостью:

— Дорогие наши женщины! Всё понимаю, но и лишать вас праздника негоже. Давайте отметим день Восьмого марта без пышных фраз, без шуточек и музыки. Просто посидим… И выпьем!

Алексей Архипович ободряюще кивнул Павлу, и тот гордо выставил на откидной стол бутылку «Советского шампанского».

Женские бровки вскинулись в изумлении, а особи мужеска полу разом оживились.

— По половинке! — громко сказал Почтарь. — Чтобы каждому хватило.

Невесомые пластиковые стаканчики сошлись без звука.

— Ну, за дам! — обронил начальник.

Павел потянулся своей мелкой посудой к Ясмине, но та отвела стакан, и тихонько сказала:

— Не чокаясь.

В ее голосе подрагивала такая боль, что у Почтаря даже дыхание сперло. Он медленно сделал два глотка, осушив тару, и негромко пообещал:

— Яся, я обязательно найду его, живого или мертвого.

Высохшие с утра глаза девушки влажно заблестели под слипшимися ресницами…

Леонов шагал впереди, ловко управляясь с малой силой тяжести. Он даже не шатался, лишь изредка касаясь пальцами вогнутой стенки. У Павла так не получалось, и земная привычка подводила — обычный шаг выглядел, как толчок. Подпрыгиваешь… на полсекунды зависаешь… И вовсе не факт, что прилунишься на ноги, а не на колени. Или вовсе выстелишься.

«Найти бы глыбу „нифе“,[1] — мечтал Почтарь, — килограмм на пятьдесят! Таскал бы на спине, хоть человеком себя почувствовал…»

— Я заметил, вы удивились, Паша, когда встретили меня здесь, — сказал Алексей Архипович, не поворачивая головы.

— Да не-е… — промямлил Паха.

— Да ладно! — сказал начальник базы, посмеиваясь. — Я и сам удивился, если честно. Береговой вызывает, и с ходу: «Пойдешь?» А я даже не раздумывал! Пойду, говорю! А я ж его зам, должность нервная… Думал, на Луне отдохну! Ага, отдохнешь тут…

Пройдя тесный герметичный тамбур, они вошли в обитаемый блок и свернули налево от комнатушки оператора. Жилплощадь техник с директором делили на двоих — санузел общий, а спальный отсек рассекала пополам полупрозрачная панель. Тесно, зато приватно.

— В правом крыле «прописаны» Макаров с Севастьяновым, — глухо сказал Леонов из своего закутка. — Они отъехали на луноходе к Архимеду… Фамилии ни о чем не говорят?

— Да нет, вроде… — задумался Почтарь. — Космонавты…

— Молоде-ежь… — насмешливо затянул Леонов. — Я с Макаровым в одном экипаже числился, еще двадцать лет назад. Работали по лунно-посадочной программе! Не получилось у нас тогда, так хоть сейчас догоним и перегоним… Паша, смотрите.

Техник шагнул на соседскую половину, зеркально повторявшую его спаленку — кроме узкого дивана, складного стула, выдвижного столика и полки, там висела роскошная картина кисти хозяина, изобразившего восход на Луне.

Полотно в тонкой раме висело над ложем, чуть ниже того места, где потолок дугообразно скашивался, следуя кривизне многослойной наружной стены.

Начальник базы, скрипя стулом, перебирал голубоватые листы кроков.

— Это всё, за что можно зацепиться. Рома сам набросал карту, весь маршрут до УМП. Вот так до Северного Комплекса, оставляя справа кратер Плутон… — Леонов провел пальцем по жирным линиям фломастера. — А тут — удобный съезд в каньон Хэдли, и вот так, по дну, во-от досюда. Тут, как раз напротив Южного Кластера, мы добываем лед… Увидите. Отсюда выезжаете… вот здесь, у горы Хэдли Дельта… и дальше по вешкам, до предгорий Апеннин. — Он внимательно посмотрел в глаза Павлу. — Готовы?

— Готов, — твердо ответил Почтарь, скрутив свои страхи.

Тот же день, позже

Луна, каньон Хэдли Рилл

Павел насмотрелся на черную безбрежность космоса, налюбовался видами с орбит, но Луна вблизи, под ногами, на расстоянии руки — потрясала. Всякий опыт космонавта обнулялся на равнинах чужого мира, пусть даже спутника.

Правда, скафандр «Кречет-М» являлся знакомой «одежкой». Ну, если не считать, что ее не надевали, а влезали через дверцу на спине. В «Кречете» можно было падать — и вставать, потеть — и не мокнуть; десять часов подряд бегать или долбить ломом породу, и не задохнуться — автономности хватало. И это было главным.

Отшлюзовавшись, Почтарь вышел в негерметичный гараж, где помещались два тяжелых лунохода и два легких. «Автоколонна» сократилась ровно наполовину: один тягач с жилым вагончиком на прицепе увел Рукавишников, а легкий «ровер» потерялся вместе с Почкиным и Гарфилдом.

Насупившись, Паха откатил пластметалловую штору — кинжальный огонь Солнца ударил почти ощутимо. Светило висело над близким горизонтом, одолев треть пути к зениту. За двухнедельную ночь лунный грунт вымерз, а теперь отогрелся — термометр показывал семьдесят градусов тепла.

Кряхтя, Почтарь расселся на луноходе, смахивавшем на странный багги — решетчатая платформа на четырех автономных колесах. Особо гнуться в полужестком «Кречете» не получалось — кираса не пускала, но лунная «сила легкости» смазывала неудобства. Это на Земле Паха весил восемьдесят кило, а здесь и на двадцать пять не вытягивал!

Запасной баллон с кислородом и пару заряженных аккумуляторов он погрузил в багажник — на всякий случай. Прикинул шансы — и сунул в ножной карман новенький «Грач», пистолет Ярыгина со спиленной спусковой скобой, иначе палец в перчатке не просунешь.

«Лучше перебдеть, чем не добдеть, — подумалось Почтарю. — Поехали…»

Жмем на красную кнопку… Давим на педаль…

Низкое жужжание электромоторов передалось через жесткое сиденье — луноход резво выкатился «на улицу». В колее, наезженной вокруг базы, ровер почти не трясло, а дальше, в сторону каньона Хэдли, тянулись, переплетаясь, следы рубчатых колес.

Первое время Павел вел напряженно, крепко сжимая рулевую дугу обеими руками в перчатках, но постепенно ослабил хватку — простая и надежная машина слушалась малейшего нажима. Миновав посадочную площадку, посреди которой растопырила коленчато-изогнутые опоры «элкашка», Почтарь направил луноход по трассе, отмеченной алюминиевыми вехами. Ночью вешки тлели рубиновыми набалдашниками, зато днем сверкали так, будто плавились — и не хочешь, а заметишь этот нестерпимый блеск.